Rudyard Kipling

If
If you can keep your head when all about you
Are losing theirs and blaming it on you;
If you can trust yourself when all men doubt you,
But make allowance for their doubting too:
If you can wait and not be tired by waiting,
Or, being lied about, don’t deal in lies,
Or being hated don’t give way to hating,
And yet don’t look too good, nor talk too wise;
If you can dream — and not make dreams your master;
If you can think — and not make thoughts your aim,
If you can meet with Triumph and Disaster
And treat those two impostors just the same:
If you can bear to hear the truth you’ve spoken
Twisted by knaves to make a trap for fools,
Or watch the things you gave your life to, broken,
And stoop and build ‚em up with wornout tools;
If you can make one heap of all your winnings
And risk it on one turn of pitchandtoss,
And lose, and start again at your beginnings,
And never breathe a word about your loss:
If you can force your heart and nerve and sinew
To serve your turn long after they are gone,
And so hold on when there is nothing in you
Except the Will which says to them: «Hold on!»
If you can talk with crowds and keep your virtue,
Or walk with Kings — nor lose the common touch,
If neither foes nor loving friends can hurt you,
If all men count with you, but none too much:
If you can fill the unforgiving minute
With sixty seconds’ worth of distance run,
Yours is the Earth and everything that’s in it,
And — which is more — you’ll be a Man, my son!

Заповедь

Редьярд Киплинг

Владей собой среди толпы смятенной,
Тебя клянущей за смятенье всех,
Верь сам в себя, наперекор вселенной,
И маловерным отпусти их грех;
Пусть час не пробил, жди, не уставая,
Пусть лгут лжецы, не снисходи до них;
Умей прощать, и не кажись, прощая,
Великодушней и мудрей других.
Умей мечтать, не став рабом мечтанья,
И мыслить, мысли не обожествив;
Равно встречай успех и поруганье,
Не забывая, что их голос лжив;
Останься тих, когда твое же слово
Калечит плут, чтоб уловлять глупцов,
Когда вся жизнь разрушена, и снова
Ты должен все воссоздавать с основ.
Умей поставить, в радостной надежде,
На карту все, что накопил с трудом,
Все проиграть и нищим стать, как прежде,
И никогда не пожалеть о том;
Умей принудить сердце, нервы, тело
Тебе служить, когда в твоей груди
Уже давно все пусто, все сгорело,
И только Воля говорит: «Иди!»
Останься прост, беседуя с царями,
Останься честен, говоря с толпой;
Будь прям и тверд с врагами и друзьями,
Пусть все, в свой час, считаются с тобой;
Наполни смыслом каждое мгновенье,
Часов и дней неумолимый бег, —
Тогда весь мир ты примешь как владенье,
Тогда, мой сын, ты будешь Человек!

Перевод М. Лозинского // Р. Киплинг «Избранные стихотворения», Л., 1936.

А здесь вы можете послушать песню на стихи "Заповедь"

Когда душа открыта и чиста...

Дмитрий Обухов.

Когда душа открыта и чиста,
А на лице изъян какой-нибудь,
Добавь пустяк - косметики чуть-чуть,
И вот она, земная красота!
Но хоть ты сотню разных средств намажь,
Когда дела и помышленья злы -
Как ни старайся, этого, увы,
Не скроет самый лучший макияж.

"Спроси себя - легко ли быть Христом..."

Дмитрий Обухов.

Спроси себя - легко ли быть Христом -
Ходить по свету, исцеляя словом,
Вести с нечистой силой бой суровый
Божественной молитвой и постом?

Легко ли подавать пример другим,
Себя меняя в муках каждодневно,
Идти навстречу лжи потоком гневным,
Прощать обиды, зависти, долги?

Увы, об этом мало говорят -
Какой же воин говорит о боли?
Попробуй и тогда поймешь - легко ли
Вести туда, где каждый друг и брат.

Прогулка в грозу.

С.Чепесюк

Дождь моросил, и славно без зонта
Идти мне было рядышком с тобою.
Хоть ты была иною и чужою,
Была моя – единственная – та.

Мы говорили ни о чем и тихо,
Блестела от воды деревьев мгла,
И в свете молний билась облепиха,
Как лошадь, что берут под удила.

И странно было знать, что это чувство
По всем приметам не любовь, а свет,
От нежности которого так грустно
И хорошо…И выше счастья нет.

Теперь один я… Дождь по всей округе.
И серость мглы. И серых капель стук.
Один лишь миг соприкоснулись руки,
А как тепло и радостно, мой друг,

Что хочется обнять рукой планету,
Войти в нее, как в землю теплый дождь.
Я улыбаюсь, помня радость эту:
Идти и знать, что рядом ты идешь.

Проходит все. И все проходит мимо.
Но вечен дождь. И, значит, вечны мы,
Когда вдохновлены или любимы,
Когда блеск молний спорит с толщей тьмы!

Твоя рука, плечо… и взгляд печальный,
Затмивший вдруг лукавые глаза,
Как будто ты вошла под образа,
Звучит во мне мелодией венчальной.

Да будет снова дождь! И молний блеск!
Да будет в сердце тихое свеченье!
Да будет чувство, что наперекрест
Дарует и прощанье и прощенье.

Евгений Евтушенко

***

Со мной вот что-то происходит:
Ко мне мой старый друг не ходит,
А ходят в праздной суете
Разнообразные не те.
И он не с теми ходит где-то
И тоже понимает это,
И наш раздор необъясним,
И оба мучаемся с ним.
Со мною вот что-то происходит:
Совсем не та ко мне приходит,
Мне руки на плечи кладет
И у другой меня крадет.
А той – скажите, бога ради,
Кому на плечи руки класть?
Та, у которой я украден,
В отместку тоже может красть.
Не сразу этим же ответит,
А будет жить с собой в борьбе
И неосознанно наметит
Кого-то дальнего себе.
О, сколько нервных и недужных,
Ненужных связей, дружб ненужных!
Во мне уже осатаненность!
О, кто-нибудь, приди, нарушь
Чужих людей соединенность
И разобщенность близких душ!

***
Людей неинтересных в мире нет.
Их судьбы – как истории планет.
У каждой все особое, свое,
И нет планет, похожих на нее.

А если кто-то незаметно жил
И с этой незаметностью дружил,
Он интересен был среди людей
Самою незаметностью своей.

У каждого – свой тайный личный мир.
Есть в этом мире самый лучший миг.
Есть в мире этом самый страшный час,
Но это все неведомо для нас.

И если умирает человек,
С ним умирает первый его снег,
И первый поцелуй, и первый бой…
Все это забирает он с собой.

Да, остаются книги и мосты,
Машины и художников холсты,
Да, многому остаться суждено,
О, что-то ведь уходит все равно!

Таков закон безжалостной игры.
Не люди умирают, а миры.
Людей мы помним, грешных и земных.
А что мы знали, в сущности, о них?

Что знаем мы про братьев, про друзей,
Что знаем о единственной своей?
И про отца родного своего
Мы, зная все, не знаем ничего.

Уходят люди…Их не возвратить.
Их тайные миры не возродить.
И каждый раз мне хочется опять
От этой невозвратности кричать…

***
Очарованья ранние прекрасны.
Очарованья ранами опасны…
Но что с того – ведь мы над суетой
К познанью наивысшему причастны,
Спасенные счастливой слепотой.

И мы, не опасаясь оступиться,
Со зрячей точки зрения глупы,
Проносим очарованные лица
Среди разочарованной толпы.

От быта, от житейского расчета,
От бледных скептиков и розовых проныр
Нас тянет вдаль мерцающее что-то,
Преображая отсветами мир.

Но неизбежность разочарований
Дает прозренье. Все по сторонам
Приобретает разом очертанья,
До этого неведомые нам.

Мир предстает, не брезжа, не туманясь,
Особенным ничем не осиян,
Но чудится, что эта безобманность –
Обман, а то, что было, - не обман.

Ведь не способность быть премудрым змием,
Не опыта сомнительная честь,
А свойство очаровываться миром
Нам открывает мир, какой он есть.

Вдруг некто с очарованным лицом
Мелькнет, спеша на дальнее мерцанье,
И вовсе нам не кажется слепцом –
Самим себе мы кажемся слепцами…

***
…Но кто же, как не мы, любимых превращает
В таких, каких любить уже не в силах мы?
Какая же цена ораторскому жару,
Когда, расшвырян вдрызг по сценам и клише,
Хотел я счастье дать всему земному шару,
А дать его не смог – одной живой душе?!...

***
Страданье устает страданьем быть
И к радостям относится серьезно,
Как будто бы в ярме обрыдлом бык
Траву жует почти религиозно.

И переходит в облегченье боль,
И переходит в утешенье горе,
Кристаллизуясь медленно, как соль,
В уже перенасыщенном растворе.

И не случайно то, что с давних пор
До хрипоты счастливой, до срыванья
Частушечный разбойный перебор
Над Волгой называется «страданье».

Ручей весенний – это бывший лед.
Дай чуть весны страдавшему кому-то,
И в нем тихонько радость запоет,
Как будто бы оттаявшая мука.

Просты причины радости простой.
Солдат продрогший знает всею юшкой,
Как сладок даже кипяток пустой
….облачком над кружкой.

Что нестрадавшим роскошь роз в Крыму?
Но заключенный ценит подороже
В Мадриде на прогулочном кругу
Задевший а ботинок подорожник.

И женщина, поникшая в беде,
Бросается, забывши о развязке,
На мышеловку состраданья, где
Предательски надет кусочек ласки.

Усталость видит счастье и в борще,
Придя со сплава и с лесоповала…
А что такое счастье вообще?
Страдание, которое устало.

***

Проклятье века – это спешка,
И человек, стирая пот,
По жизни мечется, как пешка,
Попав затравленно в цейтнот.

Поспешно пьют, поспешно любят,
И опускается душа.
Поспешно бьют, поспешно губят,
А после каются, спеша.

Но ты хотя б однажды в мире,
Когда он спит или кипит,
Остановись, как лошадь в мыле,
Почуяв пропасть у копыт.

Остановись на полдороге,
Доверься небу, как судье,
Подумай- если не о боге-
Хотя бы просто о себе.

Под шелест листьев обветшалых,
Под паровозный хриплый крик
Пойми: забегавшийся – жалок,
Остановившийся – велик.

Пыль суеты сует сметая,
Ты вспомни вечность наконец,
И нерешительность святая
Вольется в ноги, как свинец.

Есть в нерешительности сила,
Когда по ложному пути
Вперед на ложные светила
Ты не решаешься идти.

Топча, как листья, чьи-то лица,
Остановись! Ты слеп, как Вий.
И самый шанс остановиться
Безумством спешки не убий.

Когда шагаешь к цели бойко,
Как по ступеням, по телам,
Остановись, забывший бога,-
Ты по себе шагаешь сам!

Когда тебя толкает злоба
К забвенью собственной души,
К бесчестью выстрела и слова,-
Не поспеши, не соверши!

Остановись, идя вслепую,
О население Земли!
Замри, летя из кольта, пуля,
И бомба в воздухе, замри!

О человек, чье имя свято,
Подняв глаза с молитвой ввысь,
Среди распада и разврата
Остановись, остановись!

Не возгордись.

Смири гордыню – то есть гордым будь.
Штандарт – он и в чехле не полиняет.
Не плачься, что тебя не понимают,-
Поймет когда-нибудь хоть кто-нибудь.

Не самоутверждайся. Попадет
Подточенный тщеславием твой гений,
И жажда мелких самоутверждений
Лишь к саморазрушенью приведет.

У славы и опалы есть одна
Опасность – самолюбие щекочут.
Ты ордена не восприми, как почесть,
Не восприми плевки, как ордена.

Не ожидай подачек добрых дядь,
И, вытравляя жадность, как заразу,
Не рвись урвать. Кто хочет все и сразу,
Тот беден тем, что не умеет ждать.

Пусть даже ни кола и ни двора,
Не возвышайся тем, что ты унижен.
Будь при деньгах свободен, словно нищий,
Не будь без денег нищим никогда!

Завидовать? Что может быть пошлей!
Успех другого не сочти обидой.
Уму чужому втайне не завидуй,
Чужую глупость втайне пожалей.

Не оскорбляйся мнением любым
В застолье, на суде неумолимом.
Не добивайся счастья быть любимым –
Умей любить, когда ты не любим.

Не превращай талант в козырный туз.
Не козыри – ни честность, ни отвага.
Кто щедростью кичится - скрытый скряга,
Кто смелостью кичится – скрытый трус.

Не возгордись ни тем, что ты боец,
Ни тем, что ты в борьбе посередине,
И даже тем, что ты смирил гордыню,
Не возгордись – тогда тебе конец!

***
Мое человечество входит бочком в магазин,
Сначала идет к вяловатой проросшей картошке,
Потом выбирает большой-пребольшой апельсин,
Но так, чтобы кожа была бы как можно потоньше.

Мое человечество крутит баранку такси
С возвышенным видом всезнающего снисхожденья,
И, булькнув свистулькой, как долго его ни проси,
Само у себя отбирает права на вожденье.

Мое человечество – это прохожий любой.
Мое человечество – строит, слесарит, рыбачит,
И в темном углу с оттопыренной нижней губой
Мое человечество, кем-то обижено, плачет.

И я человек, и ты человек, и он человек,
А мы обижаем друг друга, как самонаказываемся,
Стараемся взять друг над другом отчаянно верх,
Но если берем, то внизу незаметно оказываемся.

Мое человечество, что мы так часто грубим?
Нам нет извиненья, когда мы грубим, лишь отругиваясь, -
Ведь грубость потом, как болезнь, переходит к другим,
И снова от них возвращается к нам наша грубость.

Грубит продавщица, и официантка грубит.
Кассирша на жалобной книге седалищем расположилась,
Но эта их грубость – лишь голос их тайных обид
На грубость чужую, которая в них отложилась.

Мое человечество, будем друг к другу нежней.
Давайте-ка вдруг улыбнемся по-детски в толчище,
Как сыплется солнце с поющих о жизни ножей,
Когда на педаль нажимает, как Рихтер, точильщик.

Мое человечество, нет невиновных ни в чем.
Мы все виноваты, когда мы резки, поропливы,
И если в толпе мы толкаем кого-то плечом,
То все человечество можем столкнуть, как с обрыва.

Мое человечество – это любое окно.
Мое человечество – это собака любая,
Пусть я живу, сколько будет мне жизнью дано,
Но пусть я живу, за него каждый день погибая.

Мое человечество спит у меня на руке.
Его голова у меня на груди улегается,
И я, прижимаясь к его беззащитной щеке,
Щекой понимаю – оно в темноте улыбается.

***

Ничто не сходит с рук –
Ни самый малый крюк
С дарованной дороги,
Ни дружба с подлецом,
Ни форс перед лицом
Восторженной дурехи.
Ничто не сходит с рук:
Ни ложный жест, ни звук –
Ведь фальшь опасна эхом,-
Ни жадность до деньги,
Ни хитрые шаги,
Чреватые успехом.

Ничто не сходит с рук –
Ни позабытый друг,
С которым неудобно,
Ни кроха муравей,
Подошвою твоей
Раздавленный беззлобно.
Таков проклятый круг:
Ничто не сходит с рук,
А если даже сходит, -
Ничто не задарма –
И человек с ума
Сам незаметно сходит…

Третья память

У всех такой бывает час:
Тоска липучая пристанет,
И, догола разоблачась,
Вся жизнь бессмысленной предстанет.
Подступит мертвый хлад к нутру.
И чтоб себя переупрямить,
Как милосердную сестру,
Зовем, почти бессильно, память.
Но в нас порой такая ночь,
Такая в нас порой разруха,
Когда не могут нам помочь
Ни память сердца, ни рассудка.
Уходит блеск живой из глаз.
Движенья, речь – все помертвело.
Но третья память есть у нас,
И эта память – память тела.
Пусть ноги вспомнят наяву
И теплоту дорожной пыли,
И холодящую траву, когда они босыми были.
Пусть вспомнит бережно щека,
Доброшершавость языка
Всепонимающей собаки.
Пусть виновато вспомнит лоб,
Как на него, благословляя,
Лег поцелуй, чуть слышно лег,
Всю нежность матери являя.
Пусть вспомнят пальцы хвою, рожь,
И дождь, почти неощутимый,
И дрожь воробышка, и дрожь
По нервной холке лошадиной.
И жизни скажешь ты: «Прости!
Я обвинял тебя вслепую.
Как тяжкий грех мой отпусти
Мою озлобленность тупую
И если надобно платить,
За то, что этот мир прекрасен,
Ценой жестокой – так и быть,
На эту плату я согласен.
Но и превратности в судьбе,
Но и удары, и утраты,
Жизнь, за прекрасное в тебе
Такая ли большая плата?!»

Эдуард Асадов

НЕ ПРИВЫКАЙТЕ НИКОГДА К ЛЮБВИ!

Не привыкайте никогда к любви!
Не соглашайтесь, как бы ни устали,
Чтоб замолчали ваши соловьи
И чтоб цветы прекрасные увяли.

И, главное, не верьте никогда,
Что будто всё проходит и уходит.
Да, звёзды меркнут, но одна звезда
По имени Любовь всегда-всегда
Обязана гореть на небосводе!

Не привыкайте никогда к любви,
Разменивая счастье на привычки,
Словно костёр на крохотные спички,
Не мелочись, а яростно живи!

Не привыкайте никогда к губам,
Что будто бы вам издавна знакомы,
Как не привыкнешь к солнцу и ветрам
Иль ливню средь грохочущего грома!

Да, в мелких чувствах можно вновь и вновь
Встречать, терять и снова возвращаться,
Но если вдруг вам выпала любовь,
Привыкнуть к ней - как обесцветить кровь
Иль до копейки разом проиграться!

Не привыкайте к счастью никогда!
Напротив, светлым озарясь гореньем,
Смотрите на любовь свою всегда
С живым и постоянным удивленьем.

Алмаз не подчиняется годам
И никогда не обратится в малость.
Дивитесь же всегда тому, что вам
Заслужено иль нет - судить не нам,
Но счастье в мире всё-таки досталось!

И, чтоб любви не таяла звезда,
Исполнитесь возвышенным искусством:
Не позволяйте выдыхаться чувствам,
Не привыкайте к счастью никогда.

Борис Пастернак

* * *

Быть знаменитым некрасиво.
Не это подымает ввысь.
Не надо заводить архива,
Над рукописями трястись.

Цель творчества - самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех.

Но надо жить без самозванства,
Так жить, чтобы в конце концов
Привлечь к себе любовь пространства,
Услышать будущего зов.

И надо оставлять пробелы
В судьбе, а не среди бумаг,
Места и главы жизни целой
Отчеркивая на полях.

И окунаться в неизвестность,
И прятать в ней свои шаги,
Как прячется в тумане местность,
Когда в ней не видать ни зги.

Другие по живому следу
Пройдут твой путь за пядью пядь,
Но пораженья от победы
Ты сам не должен отличать.

И должен ни единой долькой
Не отступаться от лица,
Но быть живым, живым и только,
Живым и только до конца.

1956

Андрей Вознесенский.

***

Не возвращайтесь к былым возлюбленным,
былых возлюбленных на свете нет.
Есть дубликаты — как домик убранный,
где они жили немного лет.

Вас лаем встретит собачка белая,
и расположенные на холме
две рощи — правая, а позже левая —
повторят лай про себя, во мгле.

Два эха в рощах живут раздельные,
как будто в стереоколонках двух,
всё, что ты сделала и что я сделаю,
они разносят по свету вслух.

А в доме эхо уронит чашку,
ложное эхо предложит чай,
ложное эхо оставит на ночь,
когда ей надо бы закричать:

«Не возвращайся ко мне, возлюбленный,
былых возлюбленных на свете нет,
две изумительные изюминки,
хоть и расправятся тебе в ответ...»

А завтра вечером, на поезд следуя,
вы в речку выбросите ключи,
и роща правая, и роща левая
вам вашим голосом прокричит:

«Не покидайте своих возлюбленных.
Былых возлюбленных на свете нет...»

Но вы не выслушаете совет.

1974

Правила поведения за столом

Уважьте пальцы пирогом,
в солонку курицу макая,
но умоляю об одном -
не трожьте музыку руками!

Нашарьте огурец со дна
и стан справасидящей дамы,
даже под током провода -
но музыку нельзя руками.

Она с душою наравне.
Берите трёшницы с рублями,
но даже вымытыми не
хватайте музыку руками.

И прогрессист и супостат,
мы материалисты с вами,
но музыка - иной субстант,
где не губами, а устами...

Руками ешьте даже суп,
но с музыкой - беда такая!
Чтоб вам не оторвало рук,
не трожьте музыку руками.

1971

Тишины!

Тишины хочу, тишины!..
Нервы, что ли, обожжены?
Тишины...
чтобы тень от сосны,
щекоча нас, перемещалась,
холодящая словно шалость,
вдоль спины, до мизинца ступни.

Тишины...
Звуки будто отключены.
Чем назвать твои брови с отливом?
Понимание - молчаливо.
Тишины.

Звук запаздывает за светом.
Слишком часто мы рты разеваем.
Настоящее - неназываемо.
Надо жить ощущением, цветом.

Кожа тоже ведь человек,
с впечатленьями, голосами.
Для неё музыкально касанье,
как для слуха - поёт соловей.

Как живется вам там, болтуны,
чай, опять кулуарный авралец?
горлопаны не наорались?
Тишины...

Мы в другое погружены:
в ход природ неисповедимый.
И по едкому запаху дыма
мы поймём, что идут чабаны.

Значит, вечер. Вскипает приварок.
Они курят, как тени тихи.

И из псов, как из зажигалок,
светят тихие языки.

1963

ЖИВИТЕ НЕ В ПРОСТРАНСТВЕ, А ВО ВРЕМЕНИ...

Живите не в пространстве, а во времени,
минутные деревья вам доверены,
владейте не лесами, а часами,
живите под минутными домами,

и плечи вместо соболя кому-то
закутайте в бесценную минуту...

Какое несимметричное Время!
Последние минуты - короче,
Последняя разлука - длиннее...
Килограммы сыграют в коробочку.
Вы не страус, чтоб уткнуться в бренное.

Умирают - в пространстве.
Живут - во времени.

СКУЛЬПТОР СВЕЧЕЙ

Скульптор свечей, я тебя больше года

вылепливал.

Ты — моя лучшая в мире свеча.

Спички потряхиваю, бренча.

Как ты пылаешь великолепно

волей создателя и палача!

Было ль, чтоб мать поджигала ребенка?

Грех работенка, а не барыш.

Разве сжигал своих детищ Коненков?

Как ты горишь!

На два часа в тебе красного воска.

Где-то у коек чужих и афиш

стройно вздохнут твои краткие сестры,

как ты горишь.

Как я лепил свое чудо и чадо!

Весны кадили. Капало с крыш.

Кружится разум. Это от чада.

Это от счастья, как ты горишь!

Круглые свечи. Красные сферы.

Белый фитиль незажженных светил.

Темное время — вечная вера.

Краткое тело — черный фитиль.

«Благодарю тебя и прощаю

за кратковременность бытия,

пламя пронзающее без пощады

по позвоночнику фитиля.

Благодарю, что на миг озаримо

мною лицо твое и жилье,

если ты верно назвал свое имя,

значит, сгораю во имя Твое».

Скульптор свечей, я тебя позабуду,

скутер найму, умотаю отсюда,

свеч наштампую голый столбняк.

Кашляет ворон ручной от простуды.

Жизнь убывает, наверное, так,

как сообщающиеся сосуды,

вровень свече убывает в бутылке коньяк.

И у свечи, нелюбимой покуда,

темный нагар на реснице набряк.

1977

Владимир Маяковский

Утро

Угрюмый дождь скосил глаза.
А за
решеткой
четкой
железной мысли проводов —
перина.
И на
нее
встающих звезд
легко оперлись ноги.
Но ги-
­бель фонарей,
царей
в короне газа,
для глаза
сделала больней
враждующий букет бульварных проституток.
И жуток
шуток
клюющий смех —
из желтых
ядовитых роз
возрос
зигзагом.
За гам
и жуть
взглянуть
отрадно глазу:
раба
крестов
страдающе-спокойно-безразличных,
гроба
домов
публичных
восток бросал в одну пылающую вазу.

1912

Лунная ночь. Пейзаж

Будет луна.
Есть уже
немножко.
А вот и полная повисла в воздухе.
Это бог, должно быть,
дивной
серебряной ложкой
роется в звезд ухе.

1916

[НЕОКОНЧЕННОЕ]

I

Любит? не любит? Я руки ломаю
и пальцы разбрасываю разломавши
так рвут загадав и пускают по маю
венчики встречных ромашек
Пускай седины обнаруживает стрижка и бритье
Пусть серебро годов вызванивает уймою
надеюсь верую вовеки не придет
ко мне позорное благоразумие

II

Уже второй
должно быть ты легла
А может быть
и у тебя такое
Я не спешу
и молниями телеграмм
мне незачем
тебя
будить и беспокоить

III

море уходит вспять
море уходит спать
Как говорят инцидент исперчен
любовная лодка разбилась о быт
С тобой мы в расчете
И не к чему перечень
взаимных болей бед и обид.

IV

Уже второй должно быть ты легла
В ночи Млечпуть серебряной Окою
Я не спешу и молниями телеграмм
Мне незачем тебя будить и беспокоить
как говорят инцидент исперчен
любовная лодка разбилась о быт
С тобой мы в расчете и не к чему перечень
взаимных болей бед и обид
Ты посмотри какая в мире тишь
Ночь обложила небо звездной данью
в такие вот часы встаешь и говоришь
векам истории и мирозданью

(печатается без знаков препинания,
как в записной книжке Маяковского).